Анатолий Радов - Язычник: Там ещё есть надежда [СИ]

— По зорьке бубарей да плотвицы бреднем собрал, а Варенька ушицу знатную стряпает, — с гордостью проговорил Добряш. — Ни у кого такой во всей веси не выходит.

Вечеслав вскинул взгляд, и его сердце тут же ёкнуло, и что-то защемило в нём тоскливое. Была Варя очень похожа на его жену. С расстояния он и не разглядел поначалу, а теперь схожесть сама бросилась в глаза, и снова всколыхнула мысли о доме и родных. К столу подошла вторая женщина, поставила три глубокие керамические тарелки, и стала по очереди наполнять их ухой, черпая её большой деревянной ложкой, расписанной пёстрыми узорами.

Варя ушла и вернулась через несколько секунд с плоской тарелкой, на которой были горкой уложены куски ржаного хлеба. Вечеслав снова бросил на неё внимательный взгляд, словно пытаясь убедиться, что ему не показалось. Но Варя действительно очень походила на Машу.

Первую тарелку женщина поставила возле Вечеслава, положила рядом с ней деревянную ложку, и принялась накладывать уху в следующую.

— Агафья, — обратился к ней хозяин и принялся перечислять поручения. — Животине ячменя дай, да напои, гостям на полатях постели, а мне на полу.

Женщина только молча кивнула, и поставив вторую тарелку напротив ведьмака, отошла от стола.

— А сам не будешь, что ли? — спросил ведьмак, глядя на хозяина.

— Да токмо-токмо откушал, до прихода вашего, — отмахнулся тот.

— Нам бы лошадку продать, кстати, — сказал ведьмак, кивая на гнедую, и Вечеслав невольно поморщился, дуя на горячую уху в ложке. Снова он с продажей этой лошади, не может подождать, что ли?

— То-то я смотрю, не рассёдлываешь ты её. Чай думаю запамятовал с дороги, — Добряш принялся чесать затылок, нахмурив лоб. — Дай-ка покумекать. Еремей на днях говорил, что в Муромы хочет за лошадью плыть, так ему тяжная нужна, для телеги. Да-а, — протянул он задумчиво. — Рази что Любомиру Карпычу, он человек торговый, лодья у него своя. В Муромы свезёт опосля, да продаст. Токмо он много не выбросит. Брать-то будет под прибыток.

— Да нам бы хоть на дорожные траты заиметь, а то пеши мы и ноги постираем, пока до родной сторонки доберёмся.

— Это да, — согласно кивнул Добряш. — Далече Ладога, пешим ходом умаешься.

Пока ведьмак уже во второй раз за последний час продавал гнедую, Вечеслав успел умолотить треть тарелки, не взирая на то, что уха была горячеватой. Но голод не тётка, и не торопиться, боясь обжечься, терпения не хватало. Наваристый бульон приятно наполнял желудок, согревал его, успокаивал. От быстрого поедания горячего бросило в пот. Да и жара, в общем-то, почти не спала. Солнце, судя по быстро наползшим на весь сумеркам, уже полностью скрылось за горизонт, но надо было принимать во внимание, что всё-таки стоит середина августа, и оттого, что солнце исчезает из виду, прохладней не становится. Разве что ближе к полуночи чуть посвежеет, да и то, вряд ли. Может оно даже и к лучшему, что не избы у них тут, а полуземлянки, в которых как не крути, а всё ж попрохладней будет.

— Но так кто ж в ночь покупать станет? — продолжил размышлять Добряш. — То уже к завтрему надо, токмо пораньше, до всхода ещё, а-то праздник пойдёт, там не до торга будет.

— Ну, так, значит, так, — ведьмак принялся за уху. — А этот Карпыч, как он, ушлый муж?

— Есть малость. Да прижимист трохе, но так кто ж из торговых не прижимист?

— Это точно, — согласился ведьмак.

— А Варя ваша дочь? — неожиданно для себя решился спросить Вечеслав.

— Да ну, куда мне, — ответил Добряш, и его голос немного погрустнел. — Моя доля бобылья.

— А как же тогда… ну, я насчёт всех этих женщин, — удивлённо спросил Вечеслав.

— А-а, это, — Добряш заёрзал на месте, словно ища подходящее положения для рассказа, потом на несколько секунд замер в молчании, и наконец, заговорил.

— Это два тому лета назад случилось. Жили мы тогда у Пещани поселением в дюжину хат, род у нас небольшой был, жили спокойно, с соседними родами в ладах. А тут пришли воеводы Владимирские нас воевать. А мы-то чего? Стоит наше поселение, никому не мешает, и вдруг, аки снег на голову. Парень из соседней веси прискакал, в крови весь, волосы обгоревши, криком кричит, спасайтесь, мол, дружина на вас идёт. Наших-то, говорит, всех сгубили, да пожгли в хатах, а вас хоть спасу. А сам плачет, рукавом обгоревшим утирается. А мы чего? Спужались дюже. Чего мы дружине ответить можем, десяток мужиков, баб восемь, да девчушек малых пяток. Вот же ж люди говорят, мальчонки к войне родятся, ан нет оказывается. У нас всё девки в роду последние два десятка лет были, а война ты погляди и пришла, — Добряш тяжело вздохнул. — Вот мы, значит, скарб свой невеликий собрали и утекать. Версты две прошли, глядь, а полдюжины Владимировых кметей нагоняют на комонях. То ли на добро наше позарились, то ли сказано им так было, одно видим — не уйти. Тогда-то Степан Голыба наш, в роду старший коий был, и говорит — вместе не спасёмся, остаться нам надо бы. Это он к мужам, значит. А мне говорит, ты Добряш всё равно к браням не расположен по доброте своей сердечной, потому уводи баб наших, а мы тут встанем, кметей встретим. Бабы в вой тута же, в причитания, на выи мужьи вешаются, не уйдём без вас, рядом станем. Но старший у нас он муж грозный был, что-о ты, — Добряш с гордостью тряхнул головой. — Рявкнул на баб, да те рыдая и причитая смирились. Мужы наши топоры свои да рогатины сготовили к бою, а мы пошли, значит. Бегом к лесу, и через лес бегом. Я обернулся в последний раз, глядь, наши-то стоят спиной к спиночке, ощетинились, а кмети вокруг скачут, улюлюкают. Вот так с тех пор и один я из мужей в роду. Пять дней мы по лесу да по над лесом шли, пока не встретился нам мил-добрый человек. И вот он нам говорит, чего же вы горемычные скитаетесь, идите к Оке, спрашивайте про весь новую Рязанскую, там долю свою обретёте, — Добряш снова тяжело вздохнул. — Вот и пришли сюда.

Вечеслав доел бульон и принялся за рыбу. От сытного ужина стало спокойнее внутри, плохие мысли отступили, и только продолжала бередить схожесть Вари с женой. Он осторожно пытался отыскать её взглядом среди мелькавших в полумраке женских фигур. Женщины всё ещё продолжали заниматься делами, несмотря на глубокий вечер, что-то готовили в печи, что-то проносили мимо них. Та женщина, что разливала по тарелкам уху, принесла кувшин с квасом и кружки, и Вечеслав пожалел, что квас принесла не Варя. Ему захотелось ещё раз взглянуть на неё, и хотя он знал, что от этого в сердце снова появится щемящая тоска, но бороться со своим желанием не мог.

Когда допили квас, Добряш решив не задерживать своей болтовнёй утомлённых гостей, повёл Вечеслава в хату. Ведьмак задержался, чтобы расседлать гнедую, а Вечеслав, взяв меч, поспешил вслед за хозяином и не сумев удержаться всё же спросил.